Люди с клеймом: каково быть «иностранным агентом»

5 причин, по которым НКО боятся этого статуса.

Для многих некоммерческих организаций реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента, стал последним пристанищем: напротив названия значится пометка — «прекращена деятельность в связи с ликвидацией». Такая же судьба, судя по всему, уготована и фонду «Династия», несмотря на поддержку со стороны СПЧ и научного сообщества. Его основатель Дмитрий Зимин заявил о роспуске организации и уехал из страны. 8 июня правление фонда проведет последнее заседание.

Количество НКО — «иностранных агентов» тем временем растет в геометрической прогрессии: 38 из 68 организаций, покоящихся в черном списке, было внесено в него в 2015 году. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков называет обеспокоенность практикой применения закона об иностранных агентах «ни на чем не основанной». Но основания, похоже, все-таки есть. «МК» поговорил с представителями некоммерческих организаций, попавших в реестр, и выяснил, чем же так опасен ярлык «иностранного агента» и почему НКО сопротивляются его навешиванию.


фото: Алексей Меринов

Небольшие уютные офисы в центре Москвы, несколько компьютеров, штат приветливых сотрудников — примерно человек десять. Кажется, что жизнь некоммерческих организаций идет своим чередом. Настораживает только осмотрительное «вы покажите удостоверение прессы, один раз не проверили, потом такое про нас понаписали» и полки, заставленные бесчисленными папками с документами. Оно и понятно: каждый, кто хотя бы глазами пробежал закон об НКО — иностранных агентах, знает, что после попадания в реестр жизнь тех, кто работает в третьем секторе, наполняется бумажной волокитой: в четыре раза чаще и в усложненной форме сдаются финансовые отчеты в Минюст, раз в год проводится независимое аудиторское заключение.

Коммерческая организация, госучреждение, индивидуальное предприятие — все сталкиваются с бумажной бюрократией. Может показаться, что ничего страшного в сухих требованиях Фемиды нет, а НКО просто пугаются словосочетания «иностранный агент». Но мы же знаем, что дух закона не всегда в точности совпадает с его буквой, поэтому, чтобы узнать, в чем разница между «до» и «после», «МК» поговорил с представителями некоммерческих организаций, внесенных в реестр.

«Ко мне подошла бухгалтер и сказала, что не успевает заниматься всеми делами, — рассказывает генеральный директор «Трансперенси Интернэшнл–Р» Антон Поминов. — Нужно изыскать средства, нанять еще одного человека, найти, куда его посадить. Это стоит несколько десятков тысяч рублей в месяц». Ежегодная экспертиза центр не пугает. «Мы и так ее делали, а вот для организаций, которые аудит не проходят, это дополнительные деньги, около 200 тысяч», — объясняет Поминов. Где их взять? Первый вариант — фандрайзинг, иными словами, сбор денег. Так, например, делает Алексей Навальный: яркий пост на сайте или в Фейсбуке, рассказывающий, что «помешать врать и воровать» — это просто, и рука пострадавших от коррупции тянется к кнопке «пожертвовать», чтобы перевести средства в его фонд. Второй вариант — коммерческий проект. В случае «Трансперенси» — это может быть мониторинг всей системы закупок: от гвоздей до ядерных реакторов по заказу какой-нибудь компании. Анализируются коррупционные риски: насколько прозрачен этот механизм, присутствуют ли в нем третьи лица. Центр уже ведет переговоры по подобным проектам. «Можно получить постфактум деньги и отложить их не сотрудникам, которые выполняли работу, а потратить на аудит», — объясняет гендиректор «Трансперенси». Комитет «Гражданское содействие» и «Мемориал» расходы на аудит закладывает в гранты. «Иностранные организации относятся к этому спокойно, — рассказывает председатель «Гражданского содействия», член совета «Мемориала» Светлана Ганнушкина. — Это полезно, хоть и обременительно. Если к вам возникают какие-то претензии, аудиторская компания защищает. Кстати, если вы подаете заявку в Европейскую комиссию, то без аудита ее у вас просто не примут». А вот позволить себе еще одного бухгалтера организация пока не может. «Один отчет — это неделя рабочего времени квалифицированного специалиста в случае, когда нет форс-мажоров, — рассказывает член правления «Мемориала» Александр Черкасов. — Когда были проверки, прокуратура затребовала у нас 9 тысяч листов копий документов». Простая математика: в год на заполнение отчетов бухгалтер тратит 160 часов — это примерно 7 суток личного времени. Неделя отпуска в офисе в компании бумажек вместо отдыха на каком-нибудь побережье.

В «Общественном вердикте» бухгалтера спасают секретарь и коллеги из других НКО. Синергичная работа, конечно, эффективна, но организации все равно пришлось привлекать еще и внешних специалистов. «Траты, естественно, возросли», — рассказывает сотрудник фонда Олег Новиков.

«В конце 2013 года компанию USAID (Агентство США по международному развитию с 1992 года финансировало программы по развитию гражданского общества, помощи сиротам, защите окружающей среды. — В.М.) изгнали из России, — рассказывает Александр Черкасов. — В бюджете образовалась огромная брешь: средства «Мемориала» в 2013 году составляли около 109 миллионов рублей, в 2014-м — 89 миллионов, и это с учетом изменения курса». Организация дважды подавала заявки на гранты российского фонда «Гражданское достоинство», но в последний раз денег не получила. «Это притом что социальная значимость работы, например с беженцами, не уменьшается», — сетует Черкасов. Не последнюю роль в положении НКО — «иностранных агентов» играет и закон о «нежелательных организациях». 4 июня депутаты Госдумы от КПРФ Валерий Рашкин и Сергей Обухов попросили Генпрокуратуру признать нежелательной деятельность института «Открытое общество» (фонд Сороса) — одного из основных доноров «Общественного вердикта». «Просто пропадет финансирование, — говорит Олег Новиков. — У нас больше 100 дел, это живые люди, которые пострадали от действий правоохранительных органов, не нашли помощи у государства и обратились к нам. Взять и бросить их, сказав, «знаете, у нас стало меньше денег, обратитесь куда-нибудь еще», мы не можем».

«Есть сложности с некоторыми партнерами, — коротко отметил Антон Поминов. — Что касается примеров, я не хочу забегать вперед». «Мемориал» столкнулся с тем, что стало труднее приглашать чиновников на мероприятия и инициировать их к сотрудничеству. Например, в рамках программы «Мемориала» «Миграция и право» два раза в год проводятся семинары для юристов, на которые правозащитники приглашают министерства и ведомства. «В какой-то момент мне пришлось направлять приглашения не от себя, а от лица уполномоченного по правам человека. Пришли только представители ФМС, — рассказывает Ганнушкина. — Это очень грустно, потому что мы настроены на сотрудничество с государством. Никакая общественная организация только своими силами решить проблему миграции не может».

Эксперты фонда «Общественный вердикт» принимали участие в работе над законом о полиции, проводили образовательные семинары со следователями. «Они слушали курс по правам человека и эффективному расследованию, а нам рассказывали о практике применения законов, — описывает ситуацию Олег Новиков. — Сейчас возможности взаимодействия с ведомствами, с которыми мы по роду деятельности должны работать: СК, МВД, прокуратурой — фактически обрублены. Они просто отказываются с нами работать, видимо, в качестве подстраховки».

«Этот закон испортил нам репутацию, — негодует Ганнушкина. — Наше общество убедили в том, что, как любит повторять Владимир Владимирович Путин, «кто платит, тот и заказывает музыку». На деле все наоборот: организация сама прорабатывает проект, а затем ищет под него финансирование. «Если доноры будут сами придумывать проекты и говорить, как их делать, мы просто от них откажемся», — говорит Новиков. «У нас есть такой спонсор — Анатолий Примак. Это наш бывший гражданин, который давным-давно уехал в Америку, у него есть накопления — и он решил потратить их на Россию, чтобы мы могли давать беженцам материальную помощь, когда они голодают, — рассказывает Ганнушкина. — Сейчас у нас есть украинский беженец, который три месяца работал — и ему не заплатили. Мы дали ему 12 тысяч, он пошел накупил себе одежды и еды. От такого финансирования я не откажусь ни при каких условиях. Потому что меня очень трогает такое отношение этого человека. И, конечно, никакой музыки он не заказывает». Однако большинство людей не вникает в детали и повторяет путинскую мантру. «Даже в судах по пыточным делам, где мы выступаем в качестве защитников пострадавших от действий правоохранительных органов, сотрудники полиции приводят в свою защиту аргумент: мы тут никого не убивали, а «Общественный вердикт» вообще иностранный агент, какие у них могут быть доводы, они работают на иностранные деньги против нашей страны, — приводит доводы Олег Новиков. — Конкретный пример — дело Рыжова в Челябинской области (Анатолий Рыжов испугался полицейских, нагрянувших к нему из-за духового ружья, с которым он ходил на охоту, и спрятался в бане. Сотрудники полиции перекрыли дымоход, и пенсионер отравился угарным газом. — В.М.) В местной прессе было инициировано несколько статей в стиле «на чью мельницу мы льем воду», что мы иностранные агенты, опорочили честь сотрудников полиции».

«Сначала приходит прокуратура, просит у нас какие-то документы, мы тратим время на то, чтобы их им представить, прокуратура тратит время на то, чтобы проверить эти документы и найти там признаки политической деятельности, — подводит итог Антон Поминов. — После начинается внесение в реестр, то есть люди в Минюсте тратят свое время, потом тратится время судьи, помощника судьи, пятерых охранников этого суда, большого количества людей. И даже сейчас, вместо того чтобы обсудить доклад или проект, мы обсуждаем то, что выеденного яйца не стоит. Сотни человеко-часов было закопано просто в никуда».

Почти так же ответил Олег Новиков: «Когда проходили проверки, где-то месяц весь офис и юристы, и информационщики, и административный отдел собирали бумажки, распечатывали с сайта публикации, заверяли все это нотариально, ездили по книжным палатам, ставили номера и коды на наши журналы, аналитические книжки. Потерпевшие у нас просто стояли за дверью, а мы занимались ерундой».

Можно, конечно, еще долго говорить о том, что такое статус «иностранного агента», снова и снова публиковать мнение экспертов, в очередной раз опрашивать законодателей, чтобы услышать известную всем точку зрения. Но за бесконечными рассуждениями кроется предельно простой вывод. Когда смотришь на историю глазами ее участников, вопрос — почему закрывается «Династия» — отпадает сам собой. Резонанс, который вызвали последние события, — это точка кипения гражданского общества, которое, даже согласно самому простому его определению, должно защищать интересы людей и способствовать построению правового государства, а не бороться за свое существование.

Автор: Валерия Маркова

Источник

На ту же тему
Поделитесь своим мнением