Все знают сказку про доброго доктора Айболита, который помогал всевозможным зверушкам. Но мало кто знает, что собственный Айболит есть и у столичного зоопарка — это его главный ветеринар Михаил Альшинецкий. Этот уникальный специалист знает, как помочь братьям нашим меньшим, которые не могут рассказать, что и где у них болит. Чтобы выяснить все секреты «звериной медицины», в гости к главврачу столичного зоопарка отправился корреспондент «МК».
Рабочие будни: мишка заболел, требуется анализ крови.
— Ничего особенного в моем обычном рабочем дне нет. Он обычно начинается с разных административных дел, заполнения бумаг и подготовки отчетов, — рассказывает Альшинецкий. — Затем я просматриваю истории болезней своих пациентов. Обходов всех животных у нас не бывает — слишком большая территория и много питомцев. За состоянием своих подопечных следят киперы, они и сообщают в нашу ветеринарную службу, если кто-нибудь из зверей, рептилий, птиц и рыб чувствует себя плохо. И если такой сигнал поступил, то идем осматривать заболевшего. Если животное крупное, то собираются практически все врачи, если мелкое, то обычно я и фельдшер.
— Такого в зоопарке нет, все наши врачи общего профиля. Но существуют зоны ответственности. Есть специалист, который занимается приматами, другой лечит птиц, третий — рептилий и амфибий. А есть врач, курирующий крупных млекопитающих. Однако все врачи взаимозаменяемы: любой из наших специалистов при необходимости может лечить «не его» животное.
— Принципиальных отличий как таковых нет. Если мы говорим о близких видах, например, о домашней кошке и о ком-либо из семейства кошачьих из зоопарка, то болезни будут аналогичными. Другое дело, что у нас в зоопарке много животных, которых дома не содержат. Вот у них есть свои специфические болезни. Связанные в основном с тем, что их содержат в неволе. Например, антилопы Бонго страдают гипотопатией — печеночной недостаточностью. У черных антилоп часто встречается гемосидероз — избыточное накопление железа в тканях организма (в природе они этим недугом не страдают). Слоны практически не болеют, но у них есть свои особенности. К примеру, проблемы с бивнями — они их часто ломают. А поскольку бивень — это резец, в нем, как и в любом другом зубе, есть пульпа. И все это может привести к пародонтозу, воспалению и прочим неприятностям. Приходится бивень либо удалять, либо пломбировать. Также бывает, что слоны «стирают» свои подошвы. В неволе они мало двигаются, и грунт, по которому они ходят, отличается от того, который присущ их естественной среде обитания. Поэтому этим животным приходится регулярно делать педикюр. У сивуча Миши проблем со здоровьем тоже никаких, кроме поведенческих: когда у него бывает гон, он сам себя травмирует. Болеют и улитки, у них свой специфический спектр недугов. Таких, как, например, выпадение половой системы.
— Контрацепция в зоопарках — это сугубо плановое мероприятие. Применяется в основном она для редких видов, занесенных в Красную книгу, у которых есть кураторы, и только с их разрешения. Поскольку при неконтролируемом размножении будет много животных с «одной кровью», что приведет к вымиранию этих зверей, живущих в неволе. Контрацепция, применяемая к животным, бывает нескольких видов, так же, как и у людей. Это хирургическая (кастрация и стерилизация) и химическая. Что касается последнего вида «предохранения», то здесь тоже существует несколько подвидов. Есть аналоги противозачаточных таблеток, применяются они в основном у приматов, например у орангутанов. Им в течение цикла ежедневно даются определенные дозы препаратов, их подмешивают в еду. А вот с медведями проще: у них свои особенности цикла. И им раз в полгода в виде инъекций вводится длительно действующий эстраген, и этого достаточно. Наиболее современный из способов — это использование имплантов с гормонами гипофиза. Они действуют более физиологично и не вызывают воспалительных осложнений, связанных с женской половой системой. Да и ставятся просто: под кожу вживляется маленький имплантик, который в течение шести месяцев выделяет гормоны, угнетающие функцию яичников или семенников животных. Птицам, к слову, их тоже ставят. Но им обычно это делают не для того, чтобы регулировать размножение (это гораздо проще сделать, убрав яйцо или разделив пары). Ставят его для терапии различных расстройств, связанных с избытком половых гормонов.
Посидеть на работе Михаилу Альшинецкому удается редко.
— Конечно, и выражается таким же образом, как и у людей. Бывают локальные отеки (в месте укуса или контакта с аллергеном), бывают кашель и выделения из носа, а бывают и кожные проявления, типа зуда. Хотя особой склонностью к аллергическим реакциям животные в зоопарке не страдают. Все же дикие звери в природе не контактируют с аллергенами, как домашние. И этот «иммунитет» к аллергии у них наследственный. Единственные проявления этого недуга, с которыми я сталкивался, это укусы животных или насекомых. А вот такие типы этого заболевания, как реакция на корм или пыльцу, как у домашних собак, у нас не фиксируются.
— Да, и при групповом содержании это совершенно нормально. Например, винторогие козлы, бараны Марко Поло, дагестанские туры весной, когда у них начинается гон, обязательно дерутся. К счастью, до серьезных травм не доходило, дело кончается поверхностными ранами, которые мы даже не лечим. Такие же раны получают самцы крупных кошек: во время спаривания самка обычно кусает и царапает «вторую половину». А вот у приматов бывают серьезные травмы во время выяснения своих междуранговых отношений. Недавно у беличьих саймири в группу вводили новую самку, и одна из старожил вольера сильно ее покусала. Настолько сильно, что обезьяну пришлось оперировать. Сейчас она поправилась, и ее снова аккуратно вводят в группу.
— Как к вам относятся сами звери? Кто больше боится, а кто доверяет?
— Все животные боятся. Они прекрасно знают нас, ветеринарных врачей, в лицо. Копытные убегают, а остальные обычно бросаются — и обезьяны, и хищники. Кусать не кусают, поскольку находятся за стеклом, но от страха ведут себя агрессивно. Есть группа животных, которых специально приучают к медицинским манипуляциям без наркоза. Существует специальный ветеринарный тренинг: сначала за успешный опыт зверей задабривают всякими лакомствами, а потом они уже разрешают брать анализы и без поощрения. Слоны прошли тренинг, сейчас у них спокойно берут кровь из уха, смывы из хобота и обрабатывают ноги. Волчицу приучили брать кровь из лапы без наркоза. Правда, мы немного хитрим: при виде меня она нервничает, и с иглой к ней подходит врач, которая работает с птицами. Ее волчица не знает и относится более спокойно. Брали кровь на сахар без анестезии и у гепарда. Анализ приходилось проводить регулярно, с хвоста, наши биологи смогли его приучить к этому.
— А для тех, кого не удалось приучить, анестезия обязательна в любом случае?
— Практически во всех случаях. Это необходимо, ведь расположить животное к человеку, который причиняет ему боль, невозможно. Конечно, я не буду делать анестезию, чтобы измерить температуру, потому как ценность этого показателя несколько преувеличена, зачем зря мучить зверя? А вот чтобы осмотреть больное горло, приходится «усыплять». Обычно в наркоз мы вводим на месте: стреляем из трубки или специального пистолета. Делаем даже птицам, если, допустим, ей необходимо провести рентген. Для них стараемся использовать ингаляционную анестезию, в редких случаях инъекционную. Правда, есть пернатые, которых можно просто подержать, но их небольшое количество.
— Рептилиям тоже делают наркоз?
— Конечно. И даже улиткам делают наркоз. В основном при помощи газа. Есть и препараты для беспозвоночных, но они у нас не продаются, приходится обходиться старым «дедовским» способом. К рыбам также применяется анестезия. Для этого в воду добавляется препарат, один из вариантов лидокаина. Рыба засыпает, и в воде же производят операцию. Либо рыбу сажают в специальный садок, в который компрессором подается смесь газа и кислорода.
— Для осмотра животные доставляются в ветеринарный пункт?
— Не всегда. Если животное крупное, можно все осуществить на месте, привезти оборудование в вольер. Но, допустим, томограф невозможно вывезти, поэтому приходится доставлять животное в клинику.
— Какие серьезные операции вам доводилось делать?
— Я не хирург, а анестезиолог. Из наиболее сложных клинических случаев могу припомнить операцию по удалению матки старой львице. Вроде это обычное вмешательство для кошки, но когда предстоит оперировать 150-килограммовое животное, то все не так просто. Участвовал я в удалении бивня у слона, над ним работали специалисты из Англии, поскольку у нас в тот момент не было оборудования для таких манипуляций. Оказывалась на операционном столе проехидна по кличке Смол, очень редкое животное, которое содержалось только в нашем зоопарке. Зверек умудрился заглотить палочку, непонятно, правда, каким образом, потому что у них нос напоминает клюв. Недавно делали гастроскопию 200-килограммовому самцу гориллы, у него оказался гастрит, который мы уже вылечили.
Уважаемые читатели!
Свои вопросы и предложения направляйте на oreshkina@mk.ru
Автор: Ирина Блинник
Опубликовано в газете «Московский комсомолец» №26892 от 22 августа 2015Источник